В конце июля в Киеве особенно жарко. Не спасает даже ночная прохлада. В нашем кабинете нет кондиционера, и мы сидим с открытым окном. Большой свет включать не хочется — так обстановка кажется доверительнее. Возле настольной лампы кружат несколько мотыльков. И откуда их столько берётся в центре. По брусчатке Владимирской улицы, звеня шинами о булыжники, изредка проносятся машины. В такое время здесь ездят только такси.
Над столом, за которым сидим мы, друг напротив друга, стоит облако дыма. Ветра нет совсем, и развеивать его по комнате некому. Мы выпускаем струи прямо под лампу, чтобы было видно, какой он ярко-серый, и смотрим друг на друга сквозь эту завесу.
Николаю уже хорошо за сорок. А может, даже около пятидесяти. Узнавать его возраст мне ни к чему, а внешне определить сложно — он много курит. Лоб в морщинах, как у старика. Низкий, сиплый голос. Грубые пальцы, грязно-жёлтые от никтотина. Пожелтевшие зубы.