Как пишут колонки в газеты в разных странах.
Часть 2, Белоруссия.
За окном на проспекте гудят машины. Нина, моя невестка, выбежала за молоком. Даша заснула, и у мамы есть хоть полчаса. Столько всего надо успеть, покуда Даша не проснётся!
Даша это моя внучка. Ей всего шесть месяцев. Когда она улыбается мне, как будто мне улыбаются все люди нашей великой страны.
Иногда я беру её на руки, мы подходим к окну, и я показываю Даше наш двор — вот дерево, которое я посадил ещё комсомольцем. Тех домов, что здесь стояли тогда, уже нет, а оно как-то выжило. Вот гаражи, вот Юрий Тихонович из четвёртого подъезда возвращается с хлебом домой. Еле идет Юрий Тихонович, живет один, жена его ещё в девяносто шестом умерла, что-то с почками, а кому он уже такой старый нужен. Дочь в Америке, как уехала туда в семидесятых, так он её знать не хочет. Сначала писала ему, потом перестала. Вот кормушка на нашем балконе.
А сейчас Даша спит.
Но чу! Что это за птичка вспорхнула к моему окну, едва показав себя, взмыла вверх и наконец устремилась к кормушке? Вот она вальяжно прошлась по перилам балкона, допрыгала до самого края и, казалось, что улетит снова, ан нет! Осмотрелась, нет ли врагов, не следит ли за ней коварная хищница-ворона, и засунула свою маленькую головку в пакетик из-под ряженки, которую выпил я вчера, укладывая спать мою внучку Дашу.
Эх, Даша, дорогой мой человечек, что тебя ждет, когда ты вырастешь, когда до окончания школы останутся какие-то два класса, когда позади уже будет и первая сигарета, и десятый поцелуй, и наше, отечественное, самое вкусное белорусское пиво, и первый стакан водки, которую пили твои отцы и деды, которой поминали не вернувшихся с войны, а ты, сука, не пьёшь — жрёшь её на лавке во дворе, вокруг тебя пэтэушники с гитарами, и нет для вас ничего святого, ни Первого белорусского, ни ста граммов из алюминиевой кружки, ни дедовского протеза, ни Девятого мая. Одна чернота кругом, бездуховность, и жизнь как будто уже закончилась, и сердце, бывает, так колет, что проткнёт меня насквозь.
Вот, поклевав, упорхнула она на ветку, склонившуюся прямо к нашему окну. Сколько это дерево повидало? Повернув головку, смелая птичка посмотрела на меня: а ну, дедушка, есть ли у тебя ещё крупы для меня? Ведь не дашь же ты мне замёрзнуть ни осенью этой, ни зимой?
Есть, конечно есть, синичка! Пойду насыплю тебе ещё. Я на свою ветеранскую пенсию смогу купить столько крупы, что тебе на все твои зимы хватит.