Национальный парадокс России заключается в том, что как минимум последний год она существует вопреки здравому смыслу. То есть, с таким количеством идиотов на руководящих постах любое государство давным бы давно наебнулось, а эта стоит себе как ни в чём не бывало.
Вообще всё происходящее в родной стране говорит только об одном: в какой-то момент она взяла и вся целиком сошла с ума. Потому что больше ничем другим то, что творится, не объяснить. Ещё несколько лет назад люди соображали, что говорили, а сейчас уже нет. Потому что какую новость ни возьми — это один сплошной ёбаный стыд. Честное слово, несколько лет назад такого не было.
Последний день во Львове, пусть и с крутыми поворотами сюжета, вышел таким вымученным, что я даже не знаю, кто это станет читать. Я оставляю это себе на память о поездке, ну а если вам и правда интересно, как я чуть не умер и где в конце концов оказался тем вечером, то что же — читайте.
Первое, что я увидел, когда проснулся — прикроватную тумбочку, залитую чем-то красным и липким. Меня прошиб холодный пот, а едва пришедшее похмелье в страхе исчезло. Значит, это правда, значит, ночью приходил хостельер Роман! Но почему я тогда здесь? И чья это кровь? Я пошевелил пальчиками. Шевелились все двадцать. А где же мои друзья? Где Илья, где Даша?!
Было около десяти утра, но начинать выпивать в такое время не решился бы даже Кострица. То есть вечер уже считай был утерян безвозвратно, но сейчас у нас по крайней мере было несколько часов, чтобы бегом осмотреть город.
Когда мы уже почти были готовы выходить, в дверь постучали, и Роман своим елейным голосом предложил отвезти нас в центр, потому что он сейчас едет в свой другой хостел на Русской улице. То есть свои кровавые планы он перенёс на вечер, благородно позволив нам таким образом хоть немного насладиться красотами рождественского Львова, и мы спустились вниз.
Ни секунды не сомневался в проводнице, что она разбудит нас на полдороги ко Львову, чтобы мы успели поссать, умыться, попросить чаю и обязательно успели сдать постель. Проще говоря, фирменным треугольным ключом в дверь постучали около семи. Я еле разлепил глаза, оглядел купе и убедился, что чего-то не хватает.
— А где тётенька? — спросил я, уже догадавшись, что она сошла где-то в ночи, и обрадовался, что мне не придётся со стыдом за вчерашнее смотреть ей в глаза.
Ещё ни в одну поездку деньги не тратились так легко, а поступки — совершались так безумно.
Илья Барабанов и Даша Черкудинова приехали в Киев в среду с разницей в несколько часов и вскоре уже сидели у меня на кухне и рассуждали, а какие у них вообще дальнейшие планы.
Я только начал отходить от последнего заезда москалей, с того момента, как я проводил Катю на вокзал, прошло всего полтора дня, и постпраздничная хандра в среду утром накрыла с головой — так мне было плохо и одиноко после того, как было шумно, людно, весело и хорошо несколько дней до этого.
Даша вроде бы собиралась во Львов, и я надеялся, что последние четыре дня своих каникул Барабанов проведёт в Киеве, чтобы мне тут не было так одиноко, но Илья Алексеевич, не подозревая о моих страданиях, решил, а не съездить ли ему во Львов тоже. Тут я понял, что опять оказываюсь в городе один: на Рождество во Львов не уезжал только ленивый или совсем сильно пьяный. В Киеве не оставалось никого. Единственным выходом из ситуации было ехать во Львов вместе со всеми.