В четверг—пятницу мы ездили к Юрику на дачу. У Юрика 11 июня был день рождения, и по старой традиции он весь Клуб пригласил на дачу. Клуб — это шестеро, включая Юрика, бывших студентов МАИ, которые после окончания института сохраняют хорошие дружеские отношения, не забывают, так сказать, друг друга, но так получается, что вместе мы собираемся только для того, чтобы отметить Новый год или чей-то день рождения, а ни для чего больше и не собираемся вовсе. Уж все вшестером — точно. Я, правда, иногда пересекаюсь с Филичем, но это ведь не весь Клуб.
Мы с Филичем приехали позже всех — часов в девять, а то и в начале десятого вечера. Получилось, что это только на словах мы позже всех, потому что все хоть и раньше приехали, но не настолько, чтобы мы были сильно опоздавшими. И хорошо было, что не пьяный ещё никто. А то знаете как: приезжаешь чуть попозже всех и чувствуешь себя уже не в своей тарелке: все уже под градусом ходят, и нормального человеческого общения не получается, потому что все в разном состоянии. Тут или бросаться всех догонять, или пить себе, как пьётся, только вечер, будем считать, уже тогда не удастся. И зря вы только приехали. Посмотрели на пьяные рожи, толком ни с кем не пообщались, легли спать, а наутро все злые, и тоже, получается, не до общения. И зачем вы вообще тогда приезжали, спрашивается. Вот поэтому либо вовремя, вместе со всеми надо приезжать, либо, приехав поздно, бросаться догонять. Чтобы вечер не испортился.
А тут, значит, хорошо получилось: и мы поздно приехали, и догонять никого не нужно, потому что все в одинаковом приблизительно состоянии. И можно считать, что вечер удался. И ещё пока и пообщаться можно, пока совсем не стемнело. Потому что когда темнеет, то там уж не до разговоров оказывается: все перебираются из беседки в предбанник дома или бани, это уж по настроению, куда больше захочется; кто-то ложится спать, и компания таким образом распадается. Тут уж ничего не поделаешь, надо водку допивать и тоже спать ложиться. У меня вот эта часть вечера всегда какой-то скомканной получается. И не поспишь толком, хотя и хочется, и не пообщаешься, потому что водка уже ударяет в голову. И собираешься уже пойти спать, да задумываешься: ну когда ещё всех сразу-то увидишь? Таких вечеров в году бывает — по пальцам можно пересчитать! И что, взять так вот и посреди вечера спать уйти? Нет уж. И остаёшься. А потом не помнишь ничего. И невыспавшийся ходишь весь день.
Сколько мы выпили-то? Да рюмки по три, наверное. Или четыре. В общем, прошло-то не больше получаса. И было, значит, где-то около десяти, не больше. Светло ещё так было. И весело всё: кто-то анекдот рассказывает, кто-то просто шутит, кто-то Стоянова из «Городка» пародирует. А кто-то пытается всех перекричать, чтобы за Юрика выпить. Чтобы не забывали, зачем и к кому сюда приехали. Чтобы не отвлекались (хотя бы пока) на свои интересы. Вот почествуем именинника, и тогда уже можно разговаривать о своём житье-бытье. А пока это… неуместно, что ли. Что же получается: все приехали, только сели за стол, только сказали: «С днём рождения, Юрик!» — и тут же начали о своём калякать. Ну да как там ни кричи, а всё равно общих интересов, чтобы весь Клуб охватывали вместе с «жёнами» — спутницами и подругами — вряд ли теперь найдёшь.
Но весело всё было. Беззаботно, задорно, непринуждённо и хорошо. И несмотря на то, что прохладно на улице, всё равно хорошо. Потому что так уже достали все эти трудовые будни, работа, служба и повседневные обязанности… И так здорово, вырваться оттуда, приехать на дачу, за восемьдесят километров от Москвы, сесть на скамейку на веранде, облокотиться об поручни, вздохнуть и сказать: «Ну наконец-то!» И похоже было, что в таком умиротворённом состоянии пребывают и все остальные гости, а не только я.
Уже который год гости юриковской дачи разделяются на тех, кто парится в бане и кто считает это глупостями. Ваш покорный слуга принадлежит к той группе, которая глупостями это не считает. И если хватает у меня сил до бани дойти и не запнуться нигде по дороге, то можно и попариться. Сил, впрочем, всегда хватало, потому что баню начинали топить сразу по приезду. Специально, чтобы не было такого, что все напьются, а баня ещё не топлена. Или что баня, например, протопилась именно тогда, когда все уже напились и мало кому она доставит удовольствие. Поэтому баня устраивается в начале вечера, пока её ещё могут отличить от дома и сарая, пока в неё могут зайти через вход, пока получается поддерживать нужную температуру, пока не начинают бегать голыми по улице, распугивая соседей. То есть делается всё таким образом, что потом всем приятно и есть что вспомнить.
Так было и на этот раз. Когда мы с Филичем приехали, баня уже топилась. На её крыльце стоял магнитофон, внутри горел свет, иногда в неё заходил Ефр и закидывал в печку дрова. Ефр в этом деле разбирался хорошо, и каждый год, как мы приезжали к Юрику на дачу, «менеджером по бане» был именно он. Иногда мы ему только помогали, когда он просил принести ещё дров. А через несколько часов он выходил довольный из бани и кричал нам: «Ну всё, баня готова!» И мы, забрав со стола еды и всяческих напитков, заходили в баню, заносили в неё магнитофон, раздевались до трусов и забегали в предбанник. В тёплом предбаннике мы принимали соответствующий банный вид и проникали в парилку.
Разбирался-то Ефр во всём это деле, может, и хорошо, но температура в бане всегда была разная. То нагревалась она всего лишь до шестидесяти градусов, а то бывало и до ста двадцати — не зайдёшь. Старались всё это регулировать, но когда получалось плохо, то выходили, снова надев трусы, к столу, выпивали ещё и заходили снова. И так до тех пор, пока температура в парилке не начинала нас устраивать. Тогда уж оставались в парилке, сколько смогли выдержать, а потом — под холодный душ и снова к столу. Это был полный цикл. Каждый повторял столько циклов, сколько самому хотелось, никакого обязательного минимума, конечно, не было. Но по одному разу не парился никто. Всем нравилось. А кому не нравилось, тот и вовсе в баню не ходил. А если и ходил, то только до стола, на котором стояли всяческие закуски и напитки. Но в парилку — ни-ни.
«Саш, видишь вот это? Вот так — не надо», — весело сказал кто-то, ещё не понимая, что случилось. Все посмотрели на сказавшего, проследили за его пальцем, показывающим на баню, и… раскрыли рты. Из раскрытой двери и из-под крыши вырывался серый дым, становившийся на глазах густым и чёрным. Все подбежали к бане, и двое забежали внутрь, узнать, что случилось. По потолку уже шло пламя. Баня горела. Всё, что могли быстро вытащить, вытащили. Кинулись к колодцу с вёдрами.
Внутри находиться уже было нельзя. Пламя вырывалось наружу. Тушить вёдрами не имело смысла — огонь по сухой бане распространялся гораздо быстрее, чем мы могли бы его заливать. С минуту все смотрели, как здание охватывает огнём. Фея по «01» вызывала пожарных. Я стоял как заколдованный. Что оставалось делать в этой ситуации, кроме как смотреть на полыхающую баню, — было непонятно.
Ефр, спасая хоть какое-то банное имущество, то ли задержался в бане, то ли слишком близко подбежал к огню. Теперь он сидел на ступеньке дома с тряпкой, намоченной холодной водой, и прикладывал её ко лбу. Лоб был красный, видно было, как справа, возле виска, набухает волдырь.
Рядом с баней стояла кухня — одноэтажная постройка с холодильниками, раковиной, тумбочками и посудой. Между баней и кухней было около четырёх метров. Огонь, набирая силу, мог перекинуться на неё. Это уже было бы явно лишним. Кто-то крикнул, что нужно обливать водой ближнюю к бане стену кухни, чтобы пламя не смогло перейти на неё. Все ринулись поливать кухню.
Прибежали соседи. Кто-то принёс насос. С его помощью бороться с огнём было бы гораздо эффективнее. Но электрический насос нужно куда-то втыкать. Рубильник в доме выключили, участок был обесточен. Провод, тянувшийся от дома к бане, лопнул. Носком ботинка Филич убрал его с дороги и откинул под дом. Можно было снова включать электричество, но единственный удлинитель, через который можно было бы подключить насос, перегорел. Мы продолжили бегать с вёдрами.
Крыша бани трещала. Лопнувший шифер разлетался по участку. Жар от пламени не подпускал к бане ближе чем на десять-пятнадцать метров. Колодец, из которого Митяй с Юриком попеременно черпали воду, стоял к бане гораздо ближе. Митяй накинул камуфляж, облился с головы до ног водой и, закрывая лицо мокрым рукавом, вычерпывал воду, наливая её нам в вёдра.
Баня догорала. Опасность, что пламя перекинется на другое здание, миновала. И все снова принялись тушить очаг. Работа двигалась хорошо: под нашим напором пламя отступало и понемногу затихало. Ситуация менялась в лучшую сторону. Мы видели, что какой-то результат от нашей беготни с вёдрами всё же есть.
Через полчаса или час, в общем, тогда, когда от бани остались лишь тлеющие головешки, приехали пожарные. Они деловито подбежали к догорающей бане, врубили свой мощный насос и за пятнадцать минут дотушили всё до конца.