Опять от меня сбежала последняя электричка, и я по Артёма, и я по Артёма иду домой по привычке. На «Лукьяновской» я оказался в 0:11 — в то самое время, когда внизу в сторону моей «Кловской» отъехал последний поезд.
В кармане — сто ничего не значащих ночью долларов и двадцать девять гривен, которые значат только одно: или массандровский мускатель, или два литра загадочного евпаторийского каберне, или проезд с Лукьяновки до Клова с таксистом, для которого главное не деньги, а чтобы человек был хороший. Но таких и днём с огнём не сыщешь, что уж тут говорить о ночи.
Реализованная в Киеве давнишняя мечта всюду ходить пешком отметает расточительный вариант потратить двадцать девять гривен на такси. Я же ведь прощаюсь с городом, с центральной его частью, и хуярю пешком по Артёма (ох и красивая улица, Сань, нужно будет по ней хоть чучелом, хоть тушкой прогуляться!), порываясь зайти к ответсеку „Ъ“ Глаше Топоровой, по Рейтерской, по Золотоворотской, по Владимирской мимо говнохолдинга, по Хмельницкого, по которой столько ботинок было стоптано на работу и с работы, по Крещатику, по которому все идут на дело и с дела, по Бассейной мимо подворотен, в которых с таким жаром целуются, мимо «Сушии», из которой выходит последняя пара, мимо «Паруса»… Стоп.
Поравнявшись с «Парусом», рядом со мной, на левой стороне улицы, ебя все не соблюдаемые ночью в Киеве правила дорожного движения, останавливается принц на белом джипе. Автомобиль подъезжает ко мне с заранее распахнутой водительской дверью.
Водителю всё равно на мои отмашки, что меня не надо никуда подвозить, и мне даже приходится подойти ближе, чтобы докричаться до него, что я люблю ходить пешком. Тут одновременно с предложением «Ну тогда хотя бы возьми деньги», из окна высовываются пятьдесят гривен, а я начинаю напоминать себе приличную барышню из анекдота, которая сначала кокетничает, что не продастся ни за какие деньги, а потом удивляется, почему ей предлагают всего лишь миллион.
У меня в кармане двадцать девять гривен. Пешком топать ещё минут десять точно, а то и все пятнадцать. Я устал. Денег хватит то ли на мускатель, то ли на каберне. Надо доехать наверх и не отказывать себе ни в мускателе, ни в каберне. Ну, это в идеале.
И я стою в винном отделе универсама, дойдя пешком до магазина, между каберне и мускателем, и бросаю монетку, потому что хуй его знает, мускатель или каберне, потому что и то и другое такое вкусное, а на закуску-то денег всё равно нет ни подо что. Выпадает каберне. И тут я понимаю, как приличной девушке тяжело не стать тёлочкой в нашем несправедливом мире. И не мне винить тёлочку, которая получилась из девушки.