Ничто, как говорится, не предвещало беды, когда я вышел на рынок за едой. И ничто её не предвещало, когда я с этой едой с него возвращался. И даже когда я увидел переминающегося с ноги на ногу от мороза паренька у своего подъезда, я тоже не думал, что всё может закончиться таким образом.
Паренёк был одет прилично, да и выглядел тоже, в общем, прилично. Но помято. То, что он пьян, было видно издалека. Я машинально прикинул, который час. Было чуть меньше четырёх дня. Ещё раз бросил взгляд на парня. Сегодня он начать не мог — для этого он выглядел слишком бодро. Значит — вчера. Но к четырём часам от «вчера» можно было бы отойти и получше. Если не причесаться, то хотя бы как-то пригладить взъерошенные волосы. Когда я подошёл к подъезду, парень улыбнулся, как человек, которому ну вот, блядь, не прёт сегодня, и сказал:
— О, как хорошо, что вы пришли. У вас ключ от домофона когда-нибудь ломался?
«Ну вот, блядь, начался развод, что у него ключ от домофона сломался»,— подумал я, пытаясь прикинуть, хули ему надо в нашем подъезде.
— Нет, у меня не ломался ни разу,— ответил я безучастно.
— А у меня вот уже пятый раз,— поделился парень.— И как его восстановить — непонятно. Артём, наш управдом, говорит, что у него нет.
Пришлось признать, что это и в правду мой сосед по подъезду, потому что нашего управдома действительно зовут Артём, и выдумать такую подробность было невозможно. Я тут же потеплел к соседу, потому что за те четыре года, что я живу в этом доме (разумеется, сюда не входят три с половиной киевских), это был первый пьяный человек в моём подъезде, не считая меня и моих друзей.
— Вы извините,— продолжил он,— я просто только что из милиции.
Это признание прибавило ему ещё несколько очков.
От чувака несло, как из винной бочки. Будь у меня такой выхлоп, я бы уже не стоял на ногах, но он держался почти молодцом. Мы вместе вошли в лифт, и сильнейший запах перегара заполнил собой всё вокруг.
— Какой вам этаж? — спросил парень и нажал себе пятый.
— Мне выше,— ответил я и уточнил, увидев вопросительное лицо: — Десятый.
Парень, примерно, кстати, мой ровесник, наклонился над панелью с кнопками, прищурился и попытался найти кнопку «десять». Тут я понял, что он, выражаясь терминами Достоевского, «готов». Я рассмеялся и со словами «О, как всё запущено» нажал кнопку сам. Парень виновато улыбнулся и спросил:
— Простите, а вы курите?
Я замялся, не сразу сообразив, что он спрашивает сигарету, и ответил:
— Бросаю. Если вы в смысле закурить, то сигарет у меня с собой нет.
— Жаль,— вздохнул парень,— ну ладно, как-нибудь потом схожу.
Я представил себе, как он пойдёт за сигаретами и снова будет ждать кого-нибудь, кто откроет ему дверь, и зачем-то сказал:
— Но сигареты есть у меня дома, и если вы подниметесь ко мне на десятый этаж, то я вам их дам.
Парень оживился, поблагодарил, и мы, остановившись на его этаже, поехали ко мне.
Всю оставшуюся дорогу я думал о том, на хуя я это делаю, потому что окончание этой встречи уже вырисовывалось у меня в голове и ничего хорошего не сулило.
Мы вышли из лифта, и я пошёл открывать дверь. Парень вежливо стоял поодаль. «Пять сек»,— бросил ему я, поставил в коридоре сумки с продуктами, взял пачку и снова вышел.
— Послушайте,— сказал я,— позвольте с вами покурить, потому что вы мне своим пьяным видом глубоко симпатичны.
— Разумеется,— улыбнулся парень.
— Давайте для начала познакомимся,— продолжил я.— Меня зовут Антон,— и протянул руку.
Парень на какое-то время замолчал, потом удивлённо хмыкнул, протянул руку и сказал, что его тоже зовут Антон.
— О, а это ваша квартира семьдесят девять? — ещё более удивлённо спросил он.
Я кивнул.
— И этаж десятый? — уточнил он.
Я кивнул ещё раз.
— Представляете, а у меня — пятьдесят девять, строго под вами, только на пять этажей вниз! — радуясь совпадению, закончил мой тёзка.
— Как много у нас общего,— иронически заметил я, в очередной раз подумав, на хуя я это делаю.
Прошу заметить, что всё это время разговор шёл на «вы» и не было произнесено ни одного неприличного слова с обеих сторон.
— Давайте уж тогда перейдём на «ты»,— предложил я, и Антон, конечно, согласился.
— Представляешь,— продолжил я,— ты первый пьяный человек, которого я вижу в нашем подъезде.
Мысль «на хуя я это делаю» уже мигала мне тревожным красным светом.
Антон засмеялся и ответил:
— Вообще-то я не пью, но тут от меня девушка ушла, и я чёта забухал.
Я кивнул, показывая, что такой способ ухода от проблем мне безусловно знаком.
— И давно? — спросил я.
— В сентябре,— ответил Антон и выжидающе посмотрел на меня.
— И чё, всё это время синячишь? — продолжил я.
Антон кивнул.
«Вот что мне, Лёшеньки мало? — подумал я.— Он-то хоть в соседнем доме живёт, а этот-то, блядь, вообще через пять этажей».
— Представляешь,— решил подбодрить его я,— весь, блядь, подъезд — трезвых людей, даже выпить не с кем.
Тут мысль «на хуя я это делаю» перестала мне подмигивать и вообще пропала, потому что я это уже сделал и спрашивать самого себя, зачем я рою себе яму, стало бессмысленно.
Антон невероятно оживился и спросил:
— Слуш, а у тебя есть, а? Налей, плз, а то так хуёво, что ужас просто.
Я прикинул, сколько и какого алкоголя у меня есть в доме, и решил, что рюмка «Зелёной марки», 600 граммов которой стоят у меня в холодильнике, будет для соседа в самый раз.
— Заходи,— подписал я себе приговор.
Два раза Антошу приглашать было не надо.
Я выставил на стол рюмки, достал водку и тут задумался, глядя в холодильник. Жрать было нечего, а то, что я принёс с рынка, требовало готовки, которая сейчас была явно лишней, потому что выпить надо было немедленно.
— Ой,— растерянно сказал я,— а закусить-то и нечем. Даже запить. Есть, правда, пара яблок…
Но я не успел закончить и утвердить нас обоих в мысли, что яблок достаточно, потому что слово взял мой сосед:
— У меня есть чё пожрать! Слуш, я возьму твои тапки? Пять минут!
И он убежал, не дав мне сказать ни слова.
Меньше чем через пять минут он вернулся, держа в руках бутылку минералки, банки с морской капустой и кабачковой икрой и несколько запечатанных квадратиков «Виолы». Тут я понял, что трезвый вечер накрывается пиздой, потому что Антоша явно был настроен прикончить мои шестьсот.
Ну чё, что было дальше я, пожалуй, расскажу пунктирно.
Антоша рассказал что он переводчик, что родители после развода разменяли трёхкомнатную квартиру в Ясеневе и ему досталась однушка в этом доме, что у него два с половиной года родился брат Глеб («Всю жизнь, блядь, мечтал о брате, и вот, когда мне почти тридцать два,— на тебе!»), что Маша — сука и ушла тоже к Антону, и что это охуеть, что я работаю в «Твоём дне», потому что у него есть куча сюжетов для газеты «Жизнь», которые он мне обязательно расскажет.
В какой-то момент он перестал закусывать. Затем снова сбегал к себе и принёс диск какого-то отечественного рэпера, где в песне был рефрен «Моя бабушка читает газету „Жизнь“». Потом пошла очередь Ноггано и прочей поебени, потом — ролики на Ютьюбе, обсуждение достоинств «макинтоша», разговоры о ремонте наших квартир…
Антоша сдавал, это было видно невооружённым глазом. Но сдавал не резко, а постепенно. Речь его становилась всё менее связной, логика в суждениях пропала, а к одной причине, по которой он оказался в милиции, добавилась диаметрально противоположная. Сначала в милицию забрали его соседа, который агрессивно колотил в дверь, когда Антоша всего лишь спьяну заснул под громко игравшую музыку (а Антошу, видимо, пригласили для дачи показаний), а потом случайно оказалось, что в милиции оказался он сам, причём, как обычно бывает в таких случаях, ни за что.
Окончательно с ним стало невозможно общаться строго к концу бутылки. Я глядел на него с удивлением, потому что я при таких начальных данных её бы точно не осилил.
Мы обменялись номерами телефонов, я собрал остатки его закуски в пакет, дал половину оставшихся сигарет и проводил его домой.
То, что в моём доме появился замечательный сосед, уже меня ни хуя не радовало.
Возможно, меньше меня радовало только то, что в этот момент ко мне уже ехал мой братец Егор и грозился напоить меня водкой, чему я уже был не в силах воли сопротивляться.
Антоша появился наутро нерезким звонком в дверь, когда я пытался привыкнуть к своему отражению в зеркале и научиться его не бояться. Вскользь поинтересовавшись, что же за адская хуйня такая вчера приключилась, он занял сто рублей и исчез предположительно до вечера.