Героем одной из новостей в газете «Твой день» выступил лейтенант ФСБ по фамилии Насильников. Героя новости ему дали посмертно: заметка была про то, что чекиста Насильникова нашли мёртвым в подъезде дома в Бирюлёве, где он, предположительно, двинул кони от передоза.
— Это что,— отозвался шеф-редактор Володя.— В городке, где я жил, был начальник милиции — Пётр Уркин. А у его заместителя была фамилия…
Тут Володя задумался, вспоминая фамилию, и посмотрел в окно. Но пригожий солнечный день не напоминал о милиции. Тогда Володя перевёл взгляд обратно на редакцию.
— Обыскалов была его фамилия.
И я представляю себе, как это было.
В маленьком приволжском городке наконец-то разыгралась поздняя весна. Во всем чувствовалось приближение лета — в зелени листвы, тепле солнца, в босоногих мальчишках, игравших во дворе.
Глеб Егорович Обыскалов, придя из конторы на обед, сидел за кухонным столом, ласково смотрел на сына, игравшего на полу, и слушал, как на яблони за открытым окном щебетали мелкие птички. Где-то вдалеке урчала поливальная машина, прибивая к земле горячую пыль, на перекрёстках звенели трамваи, и изредка с Волги доносился пароходный гудок.
Маленький Егор, названный в честь деда-фронтовика, катал по кухне пожарную машинку и подражал звуку двигателя. Ярко-красный кузов блестел в лучах солнца, проникавших в кухню сквозь листву.
Перед Глебом Егоровичем дымилась тарелка с горячим борщом. Рядом стояла запотевшая рюмка водки, банка сметаны, лежал пучок зелёного лука, несколько мягких ломтей чёрного хлеба и очищенная долька чеснока. Глеб Егорович зачерпнул ложкой борщ, поднёс ко рту, и несколько капелек повисли у него на густых усах. Он хрустнул чесноком и закусил хлебом.
— Папа, а ты уже совсем пришёл? — между делом спросил Егорка.
— Нет, сынок. Я сейчас пообедаю и опять пойду на работу. А вот вечером приду совсем, — улыбнулся отец.
Из радиоточки тихонько напевала Валентина Толкунова. «Как тебе служится, с кем тебе дружится в дальнем твоём далеке…» Красивая и ещё молодая жена разогревала на плите котлеты. Егор возил кругами по маленькому пятачку пожарную машинку с металлической лестницей на крыше.
— Когда я вырасту, то стану пожарным! — громко объявил Егорка.
Поливальная машина остановилась. Трамваи перестали перезваниваться с автомобилями. Пароход от неожиданности бросил якорь. Валентина Толкунова поперхнулась и затихла. Жена отвернулась от котлет и в тревоге посмотрела на сына. Глеб Егорович замер с полной ложкой. Птицы за окном прислушались.
— Когда я вырасту, то стану пожарным! — повторил в наступившей тишине Егор.
— Каким пожарным, сынок? — упавшим голосом спросил Глеб Егорович. — Ну каким ещё пожарным? Ты что — Тушилин? Багров? Водокачкин? Песков?
— Насосов,— вставила жена.
— Вот именно,— кивнул отец.— Насосов ты, что ли? Или, может, Гидрантов? Не Каскин, случайно? Не Огневой?
Сын раскрыв рот смотрел на отца. В широко открытых глазёнках читался ужас совершённой ошибки. Выпущенная из рук пожарная машинка закатилась под табурет.
— Егорка, ты — Обыскалов! Понимаешь? Обыскалов! — негромко, но твёрдо произнёс Глеб Егорович. — Обыскалов… это звучит… гордо! Понимаешь, сын? — И отец ещё раз повторил фамилию: — Обыскалов! Ты слышишь, как она звучит, брат? С такой фамилией — только в менты!
Егорка сопел, прикидывая в уме звучность фамилии.
— Я не буду пожарным, папа,— потупив взгляд, тихо произнёс мальчик.— Прости меня.
— То-то же! — довольно ответил Глеб Егорович и снова принялся за борщ.
Валентина Толкунова прокашлялась и снова запела. Птицы выдохнули и защебетали. Плюнув водой, тронулись поливальные машины, зазвенели трамваи и подняли якоря пароходы. Жена сняла с плиты едва не пригоревшие котлеты. Всё в жизни встало на свои места.