Она бежала по парапету откуда-то сверху Андреевского спуска, обогнав родителей. Всё бы ничего, но у неё на пути на парапете сидел я и рассматривал украинских красавиц, гарцующих по брусчатке на шпильках. Она подбежала ко мне почти вплотную и остановилась. Я повернулся и посмотрел на неё. Она глядела на меня игриво и выжидательно. На вид ей было около пяти.
Я встал с парапета и чуть отошёл, пропуская её дальше. Она проводила меня задорным взглядом, но не тронулась с места.
— Пробегай! — улыбнулся я.
Она побежала, я сел на место и услышал, как она спрыгнула где-то ниже. Через несколько секунд это создание снова выросло передо мной, отбежало на пару метров, взобралось на парапет и опять упёрлось в меня. Оценив ситуацию, она слезла и уселась рядом со мной, повторив мою позу.
— А что вы здесь делаете? — спросила она. У неё не хватало нескольких передних молочных зубов. Нос был слегка курносый, стрижка навроде каре, а розовые штанишки были уже в чём-то испачканы.
— Приятеля жду,— ответил я. И чуть не добавил: «Уже двадцать минут, блядь, жду его».
— А где ваш приятель?
«Вот мне, блядь, тоже это очень интересно»,— едва не вырвалось у меня, а на самом деле скучно протянул:
— Не знаю, где-то ходит… А ты чего одна тут бегаешь?
— Я не одна, я с мамой,— и она махнула рукой куда-то влево. Я посмотрел вслед за ней, мам в той стороне было как минимум четыре.
Тут мы надолго замолчали, секунд на десять. Собеседник из меня был никудышный: я здорово устал после покатушек.
— А вы с… зви… скуда? — продолжила она.— С Киева?
— Да,— соврал я.— Из Киева.
— И мы тоже из Киева! — мне показалось, что это было сказано победоносно.
«Ни хуя себе,— подумал я.— Такая маленькая, а уже киевлянка. Люди этого годами добиваются, да и то не у всех выходит».
— Клёво,— ответил я.— Молодец!
— Что вы сказали? К…— и попыталась повторить.
«Ох ёб твою мать, потом как-нибудь не так скажет маме, а мама подумает, что я её мату учил»,— трусливо подумал я и поправился:
— Здорово, говорю! Молодец!
— А как вас зовут? — наконец спросила она.
— Антон,— ответил я. На этом месте по правилам нужно было задать встречный вопрос, но я из вредности промолчал. Мои поверхностные познания женщин говорили мне, что она не выдержит и скажет сама.
— А это вы сидели там, у художника? — и она кивнула куда-то наверх.
— Нет, я не сидел у того художника, я поднялся сюда снизу,— честно и занудно признался я.
— Это были вы! — засмеялась она тому, как нескладно я её обманываю.
— Не-а,— помотал я головой.
— Выыыыы! — протянула она.— Его тоже звали Антон!
Против такой логики возразить было трудно, но я рискнул.
— Ну и что, Антонов этих — один, что ли? Их много.
Из-за слов или от моей уверенной интонации она на секунду нахмурилась, о чём-то раздумывая. В конце концов мой аргумент был разбит по-женски изящно:
— Вы. Вы, вы… и вы.
Крыть было нечем. «Хорошо, если тебе так хочется, чтобы это был я — да, это был я»,— такая тактика часто спасала меня от ненужного продолжения дурацкого спора. Но пятилетнее создание ещё не раз услышит подобную фразу — от мужчин, которые любят уходить от проблемы, с любовью создаваемой на ровном месте.
— А как ваше… призвище? — продолжила она, запнувшись перед сложным словом.
— Петров,— ответил я.
— А я — Юля Суслова! — гордо крикнула она. И чтобы доказать, что Юля Суслова — не фуфло какое-нибудь, она опёрлась на руки и дотянулась ногами до колеса припаркованной машины.— Смотрите, как я умею!
— Ух ты,— притворно удивился я.
Она посмотрела в зеркальный колпак колеса на моё отражение и засмеялась:
— Вы же толстый! Вы толстый!
«Ёб твою мать, и здесь начинается,— невесело подумал я.— Вот сука, а».
— Вам дать две гривны? — спросила Юля.
— Нет, не надо,— ответил я.— У меня есть две гривны.
Что-что, а уж две-то гривны у меня были.
— А мне — дать,—вздохнула Юля и добавила чуть слышно: — если честно…
«Хуй тебе,— ласково подумал я.— Мама спросит: „Юленька, а откуда у тебя две гривны?“ А Юленька такая: „А мне их дядя дал, с которым я болтала!“ И добавит: „Он меня попросил писю показать и дал две гривны!“»
На ненавязчивое предложение дать ей денег я, как говорят у нас в Киеве, тупо отморозился.
— Юля! Иди сюда! — крикнула откуда-то с той стороны мама.
— Я щас,— бросила Юля и убежала вверх.
Это была не первая женщина в моей жизни, которая обещала вернуться и пропадала навсегда.