Идея перевезти в Киев простаивающий в Москве дорожный велосипед «Унивега» вынашивалась давно, около года, а появилась после того, как я проехал на горном «Команче» около пятидесяти километров от Осокорков до Голубого озера и обратно и чуть не охуел. Вариантов перевозки было несколько, но все они по разным причинам не подходили, и не об этом сейчас, потому что букв и так будет много. В прошлом году идея с перевозкой загнулась благодаря лени всех участников затеи.
В этом году я впервые сел на велосипед в начале августа (то забитое убогое существо, взятое на прокат в феврале в лаосской столице, не считается). Надо было перевезти «Команч», ждавший меня больше полугода, с Позняков на Красноармейскую. Первые несколько метров я проехал, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям. Телу, привыкшему сохранять равновесие на мотобайке, велосипед «Команч» не понравился. Но делать было нечего: мотобайк остался на индонезийском острове Бали, а велосипед следовало отвезти с левого берега в центр.
Жалкие 14 километров по неровному Киеву напомнили о том, что в Москве на балконе стоит «Унивега» и скучает по мне так же, как я по ней — «Команч» годился для чего угодно, но не для быстрых поездок по городу. Идея воссоединиться с «Унивегой» получила второе рождение.
Способ доставить подержанный велосипед из одной столицы в другую был выбран неожиданный: в багажном вагоне поезда Москва—Киев. Нам, неопытным, самым сложным в этой затее виделось довезти «Унивегу» из Тушина на Киевский вокзал. После того как велосипед был сдан в багажное отделение, все подумали, что дело полностью сделано, потому что уж получить посылку сможет любой дурак. Но оказалось, что не любой. Далеко не любой.
Всё пошло не так с самого начала. Я проснулся не в своей квартире, выпил тёмного тернопольского пива и сел ждать звонка от велосипеда.
— Перезвоните мне, а то у меня на счету копейки,— вдруг сказала тётка с незнакомого номера.
Судя по голосу, она была откуда-то из багажного отделения, и я перезвонил.
Забрать его можно сегодня, а можно завтра — это пока бесплатно, а можно когда угодно, но за деньги, багажное отделение находится там-то и там-то, но завтра пятница, короткий день, так что вы давайте до обеда.
— Я заберу сегодня,— успел вставить я.
— А вы в таможне уже были? — недоверчиво спросила тётка.
— Нет,— ответил я, не придав значения ни вопросу, ни тону.
Уже теперь я понимаю, что тётка на том конце замолчала не просто так, а поражаясь моей наивности.
— Вот вам телефон таможни, позвоните туда, они вам всё объяснят. И потом, как растаможите, уже к нам.
Есть такие люди, которые не учатся даже на своих ошибках. Они называются я. Украинская таможня ебала меня дважды, но и в третий раз я не подумал, что буду выебан снова. После второго раза Лидия Маслова предложила мне удалить всю сотню романтических «интересов» в профиле ЖЖ, а вместо них написать три новых: «бухать, ебаться, спонсировать украинскую таможню». Я так и сделал и не прогадал.
По телефону таможни, который мне дала тётка из багажного отделения, мне объяснили, как до них добраться, и напомнили, что пятница — короткий день, чтобы я пошевеливался. Я опять не придал значения тому, что завтра — короткий день. Надел спортивный костюм и поехал забирать велосипед.
Похмелье стало накрывать на эскалаторе. В тесном вагоне метро я дышал ушами, чтобы девушка, которую ко мне прижали, не потеряла сознание. На «Вокзальной» вышел с желанием тут же спрятаться от всех этих людей с дикими и голодными лицами. И почти без труда нашёл отделение таможни.
Внутри не было никого, и мне на минуту стало легче. Посреди помещения, похожего размерами на жилую комнату, стоял советский стол с расставленными вокруг него стульями. На дальней стене висел щит с выдержками из документов, которые всё равно никто не читает. К боковым стенам были прилеплены шесть окошек, все закрытые. Я прошёлся кругом, увидел трёх людей, они увидели меня, но своё окошко мне никто не открыл. Я наугад постучал в одно из них. Путаясь, стараясь подбирать слова и устало ворочая похмельным языком, объяснил цель визита.
— Велосипед? — спросила тётка с мужской стрижкой и каменным выражением лица.
Затем протянула телескопическую руку к шкафу у другой стены и взяла оттуда пачку бумаги.
— Отнесёте это Владимиру Ивановичу.
— И что? — в недоумении спросил я.
Тётка начала раздражаться.
— Ну и он вам всё сделает!
— Ничего не понимаю,— сдался я.
— Вы первый раз, что ли? — спросила тётка и, увидев кивок, сбавила прыть.
— Велосипед ваш надо растаможить. Эти документы вы отнесёте таможенному брокеру.
— И он знает, как всё сделать, ему ничего не надо говорить, он их увидит и всё поймёт? — в надежде спросил я, потому мозг к этому моменту отказал полностью.
— Да-да, он всё поймёт и всё сделает.
Мне объяснили, где искать этого Владимира Ивановича, и я, того не подозревая, отправился на лучшую ёблю мозга в моей жизни.