Владимир, сука, Иванович был таможенным брокером. В сферу его профессиональных интересов входили бумаги, на заполнение которых у обычного человека не хватило бы усидчивости. Видимо, вся процедура таможенного оформления специально сделана непроходимой, чтобы дать нажиться на получателях груза таким кровопийцам, как брокеры. Больше эти сволочи ни для чего в жизни не нужны. Всё их существование заключается в том, чтобы выебать человеку мозг, заставить его выполнить несколько крайне утомительных и бессмысленных действий и поездок, затем выписать бумагу, взять вознаграждение и усесться играть в «Лайнс», поджидая новую жертву.

Контора «ИТС», в которой работал Владимир, еби его мать, Иванович, занимала одну комнату в доме на улице Урицкого, которая (комната, а не улица), надеюсь, уже сгорела. Кроме него в комнате сидели две курицы, чьё предназначение было ясно со входа: играть в «Лайнс».

Я тяжело опустился на стул напротив стола Владимира, блядь, Ивановича, держа в руках пачку документов, выданных мне в таможне, и выдохнул. Курицы, кажется, опьянели сразу, а Владимир, чтоб его, Иванович сделал вид, что ничего не произошло.

Дальше всё как в тумане. Человеческая память избирательна, и, видимо, так она защитила мою психику от грустных воспоминаний. Я не помню дословно, о чём мы говорили с этой старой шпалой, но он промурыжил меня битый час. Из них полезными с точки зрения получения инструкции, что и как делать, были минут пятнадцать, а то и десять. Временами мне казалось, что я сейчас его убью. Временами мне просто становилось плохо, начинало стучать сердце, а голова грозилась лопнуть от высокого давления. А этот дурак всё молол и молол свою чепуху, как будто отрабатывая грядущее вознаграждение — мол, если он быстро скажет, что мне нужно делать, то я подумаю, что где-то тут подвох, а если он промучает меня ещё час своей пустой болтовнёй, то вопросов, за что платить ему такие деньги, у меня не возникнет.
— Владимир Иванович,— не раз перебивал его я.
— Да?
— Давайте ближе к делу.
— Так я и говорю о деле!
— [Вы о какой-то хуйне сейчас говорите.] Давайте ещё ближе.
— Так я же вам пример хочу привести, что у вас ситуация совсем другая. Вот привезли нам как-то две тонны одежды. Тоже подержанной, как и ваш велосипед. И задекларировали её как надо. А у вас что написано: пятьсот рублей! Немецкий велосипед — пятьсот рублей. Этого, знаете, быть не может. Вот та же одежда…
— Владимир Иванович!
— Да?
— При чём тут одежда! У меня велосипед. Один. Личный. Подержанный. Ему три года. Он не новый, понимаете? Он бэ у. А вы мне про какую-то одежду. Мне не нужна одежда. Мне нужен велосипед! Давайте к делу.
— Так я в качестве примера же вам привёл. Мне-то всё равно, какую вы ему заявили стоимость, а вот у таможни могут — повторю, не возникнут, а могут! — возникнуть вопросы.
— Ну так они же у неё возникнут, а не у вас!
— У неё. Вот я вам и советую назначить ему другую стоимость, мне-то всё равно…
Подобный пиздёж продолжался целый час, если не больше.

— Сначала вам надо будет оплатить квитанцию за таможенные услуги. Это не мои услуги, за них вы будете платить отдельно потом, а это, значит, услуги таможни.
— Я понял, вы дайте мне квитанцию или что там у вас и скажите, в какой банк идти.
— Так я вам и объясняю. Выходите, поворачиваете налево, идёте до светофора, там переходите дорогу и садитесь в троллейбус номер три. Или в маршрутку, не помню номера, сейчас вспомню… Помню, что четыре остановки…
— Владимир Иванович!
— Да?
— Скажите точный адрес и название банка [и прекратите мне ебать мозги своими остановками и прочей хуйнёй]!
— А, так вы на машине?
— Я не на машине, я и так-то на ногах еле стою.
— Так я вам объясню, как добраться!
— Я знаю город, вы меня сейчас только путаете!
И ещё на полчаса.

— Потом вам надо съездить в Укрметртестстандарт и взять там бумагу, что ваш велосипед не подлежит обязательной сертификации, что можно и без неё. Ну, санитарный контроль вам, наверное, не нужен…

На этом месте я подумал, что надо было продавать «Унивегу» в Москве и покупать здесь такую же модель, только новую. Какая-то блядская сертификация, какой-то ёбаный санитарный контроль… Я же просто хочу получить свой велосипед, а не машину, и не партию велосипедов, и уж тем более не килограмм, например, кокаина…

— Я вам сейчас объясню, как туда добраться. Это улица Метрологическая. Вы садитесь в метро и едете шесть остановок…
Блядь.

Когда я вышел на улицу, ливень был в самом разгаре. Я помялся на крыльце, выругался матом, плюнул на всё и пошлёпал по лужам к остановке. На светофоре я увидел, как отходит троллейбус номер три.
— Не сахарный, не растаю,— проворчал я и пошёл в банк пешком.

По дороге захотелось выпить, чтобы смыть с себя всю чепуху, которой меня с ног до головы обмазал таможенный брокер. Я оглядывал дома в поисках недорогого кафе и желал Владимиру, сука, Ивановичу поскорее сгореть в аду. Кафе нашлось только после банка, в котором кассирша-стажёр впала в ступор, увидев пластиковую карточку без имени и номера. Пришлось расплачиваться наличными. На институт стандартизации их уже не хватало. Надо было опять искать банкомат.

При свете дня Метрологическая улица оказалась не таким уж и страшным местом, а Укрметртестстандарт — и вовсе приличным снаружи заведением. Четвёртый этаж оказался ну очень высоко. Перед нужной дверью я остановился отдышаться. В кабинете со времён Советской власти, кажется, ничего не изменилось. Разве что не очень давно был сделан ремонт, а у некоторых сотрудников были компьютеры.
— А письмо у вас есть? — спросила меня одна тётка, которой я сходу изложил суть просьбы.
— Какое ещё письмо? — вздохнул я.
— Нет письма? Ну как же вы! Письмо нужно обязательно. Идите в четыреста вторую. Спросите Ждановича.

Войдя в четыреста вторую и оглядев всех, я с удивлением увидел молодую и довольно красивую блондинку с короткой стрижкой и полной грудью. «Как ты оказалась, дитя, среди этих баб и старпёров?» — подумал я. Какое-то время мы с интересом изучали друг друга. И, кажется, друг другу понравились. Кроме неё в комнате сидело несколько баб и мужик у окна, болтавший по телефону. Кто из них Жданович, я догадался сразу.
— Глагольте! — вдруг сказала красивая блондинка.
— Мне нужен Жданович.
— Яков Захарович, к вам,— позвала его девушка.

Путаясь и как будто не совсем понимая, что от него хочет «физична особа» с подержанным велосипедом, Жданович не особо приветливо сказал мне написать заявление в свободной форме, что мне нужен документ, в котором будет говориться, что он мне не нужен. Мы ненадолго застряли на указании налогового номера.
— А если я иностранец?
— В каком смысле? — не понял Жданович.
— Ну, гражданин России.
— Это плохо, это плохо,— протянул Жданович.
— Да уж хорошего мало,— согласился я.
— Да я не в этом смысле,— поправился Жданович.
— А я — во всех,— упорствовал я.
Красивая блондинка стрельнула в меня глазками и улыбнулась приветливее, чем предполагала ситуация.

— Так отож,— в этот момент сказал кто-то в комнате, разговаривая по телефону.
— Так отож! — повторила красивая блондинка, ещё раз взглянув на меня, и засмеялась. Сказано было явно для меня.
Я улыбнулся в ответ и задержал взгляд на её полной груди.

Моё заявление, подписанное Ждановичем, получила украиноговорящая тётка неопределённого возраста. Она сняла с него копию, записала его номер в толстую тетрадь, распечатала мне квитанцию и отправила оплачивать двести сорок гривен в соседний корпус. Разумеется, когда я спустился до первого этажа, хлынул ливень. Мне уже было плевать на всё, и я вышел под проливной дождь.
— Что ж за погода-то, всё льёт и льёт! — сказал я, заходя в кассу.
— А шо ж вы ездите в такую погоду оплачивать! — ответила кассирша.

Тётка из четыреста второй глянула на квитанцию и выдала мне готовое письмо. В нём было написано, что единственному экземпляру подержанного велосипеда сетрификация не требуется. За эту фразу я заплатил двести сорок гривен, за ней я ехал на другой конец города, но из-за неё я увидел красивую блондинку с полной грудью.

Сегодняшние мучения на этом заканчивались. Завтра мне предстояла новая встреча с Владимиром, сука, Ивановичем. Очень хотелось выпить. С дешёвыми кафе на соседней улице Академика Заболотного проблем не было.