Мы с ней так и не познакомились. Она добавила меня в ЖЖ весной, и я увидел её подзамочные записи. Это был какой-то тихий ужас. Даже не ужас, а беззлобное такое сумасшествие. Обычное и бытовое. Но всё равно пугающее, хотя и не страшное.
Она постила свои фотки. Хрупкая фигурка, короткая стрижка, чуть раскосые глаза, серёжки и грустный взгляд. Взгляд уставшей и обиженной девочки. Ей было около двадцати четырёх, кажется. Даже когда она смеялась, всё равно какая-то тяжесть была во взгляде. И обречённость, что ли.
Её тексты в ЖЖ все были под замком и ничего хорошего не сулили. Знаете, бывает, когда у человека всё ужасно плохо, а сил, психики — видно, что не хватает, чтобы со всем этим справиться. Там всё было как-то по-несчастному и неустроенно. Какой-то бывший муж, вроде бы мудак, потом пьянство, причём ежедневное, потом ожидаемая дурка, потом её выписали.
Она работала в какой-то газете в Красноярске, писала, по её мнению, плохие заметки. С провинциальными заголовками. Журналистика — это было явно не её. С её срывами и капризами маленькой девочки — вообще непонятно, как её терпели в редакции.
Она была ёбнутая, я таких людей сразу чую и очень люблю. Но чем больше я читал её дневник, тем грустнее становилось. Она была мне совсем чужая, мы и не виделись-то ни разу, а я иногда заходил к ней на страницу посмотреть, не появились ли новые фотографии. Была такая близкая и родная мне бесинка в её взгляде. Но она вся целиком была ёбнутая в неправильную сторону. В азиатском отшельничестве у меня возникали мысли, я прикидывал: а вот что если мы вместе, например? После подзамочных комментариев, что она меня любит и хотела бы заняться со мной сексом, не каждый мужчина покрутит пальцем у виска. Некоторые подумают: «А вдруг?..» Но я понимал, что не выдержу её. Она, что называется, не от мира сего.
Один раз мы с ней долго общались в чате. Чуть ли не все жизни свои рассказали друг другу. Ну а чего было стесняться — это же как в поезде излить душу попутчику, всё равно назавтра всё забудется, а мы больше не увидимся. Зато поговорили.
Она прилетела в Москву, когда я уже был в Киеве. Написала мне: может, увидимся? Я хотел посмотреть на неё и даже, наверное, провести с ней какое-то время, пока она не напьётся. Но слишком поздно ответил. Может, она бы и приехала в Киев, но моё сообщение пришло ей, когда она уже вернулась в Сибирь.
Неприятное чувство меня глодало. Вроде бы чужая совершенно девочка, но так ей, видно, плохо где-то внутри, что хочется что-то сделать хорошее. Но как взрослому человеку мозги вправить? Да никак, там такая мощная программа на самоуничтожение была запущена, что уже не остановить. Всё катилось под откос: пьянство, ночи бессонные, психозы, капризы.
Два дня назад она выбросилась из окна московской гостиницы.
Она выпивала со своей подружкой. Чёрт его знает, до какого состояния может дойти человек, когда психика и так расшатана безо всякого алкоголя. И она сказала, что пойдёт кончать с собой. И ушла — мне так рассказал один мой приятель, который потом откачивал со «скорой» эту подружку. Я не знаю, почему никто не остановил её, не пошёл за ней, не удержал, не взял за руку и не обнял. Может, именно этого она и хотела — оказаться у кого-то в объятиях, чувствовать, что она не одна, побыть слабой девочкой с сильным мужчиной. Но её никто не обнял. И она ушла.
Светлая тебе память, Наташа Лукьянова. Успокойся там.