С начала недели в воздухе витал страшный дух праздника: говорили, что в четверг после завтрака будет экскурсия. Куда — это уже было дело десятое, потому что никаких восторгов предстоящая поездка ни у кого не вызывала. До этого дети ездили в чеховскую усадьбу в Мелихово, и там, разумеется, никому не понравилось, потому что они мало что поняли. (Тут я всецело на их стороне, потому что отвези в Мелихово меня, и я бы тоже мало что понял. Тоска это: Чехова надо читать, а не смотреть, какой чернильницей он пользовался и куда ходил по нужде.) В четверг ожидалась такая же нудятина, тем более что о существовании Васильчиковых-Гончаровых, в чью усадьбу все должны были ехать, наверняка мало кто знал (я так и до сегодняшнего дня пребывал в счастливом неведении). Ну куда детям-второклашкам, которые не могут сконцентрироваться на воспитателе и на его элементарных командах, изучать образ жизни людей из позапрошлого века.
В среду вечером дети делились друг с другом и изредка пробовали бунтовать с воспитателями, что завтра они останутся в лагере.
— Я не поеду,— подсел ко мне Серёжа, тот самый, кто в воскресенье забрался в вожатскую комнату. У него неприятное, надменное выражение лица. Воспитатели его не жалуют.
— Чего это?
— Там собес.