Покинутий блог. Оновлюється кілька разів на рік.
— Нашли дураков! — Визгливо кричал Паниковский. — Вы мне дайте Среднерусскую возвышенность, тогда я подпишу конвенцию.
— Как? Всю возвышенность? — заявил Балаганов. — А не дать ли тебе ещё Мелитополь впридачу? Или Бобруйск?
При слове «Бобруйск» собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать в Бобруйск хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным, высококультурным местом.
Газета «Коммерсантъ» неспроста пишется с твёрдым знаком. Она была основана в 1909 году, когда эта буква была в России в более частом употреблении, нежели сейчас. С 1917 года газету прикрыли большевики, но в 1990 году ей снова позволили открыться. И с тех пор газета снова начала выходить. А с 1992 года, то есть уже тринадцать лет, „Ъ“ (такие кавычки — это и есть дань прошлому, то есть наследие кровавого царского режима) выходит каждый день.
В 1990 году, как вы понимаете, операционной системы Windows 95 производства компании Microsoft не было и в проекте, поэтому издательская система, внутри которой создаются, редактируются, переписываются, корректируются и сдаются тексты заметок (в „Ъ“ нет слов «статья» или «материал»), была основана на операционной системе DOS той же компании.
За пятнадцать лет в издательском доме «Коммерсантъ» в этом смысле не изменилось ничего.
Пару-тройку недель назад прихожу я как-то домой после работы, в обычное время, то есть в половину первого ночи.
Ключа у меня тогда ещё не было (если я вам расскажу, за какие несусветные — я не иронизирую! — деньги я его сделал, то вам станет, надеюсь, так же плохо, как стало мне, когда старый еврей-ключедел объявил мне сумму), поэтому звоню в дверь.
На этаже, как водится, расположены четыре квартиры. Пара квартир объединена в блок, который был построен изначально с таким расчётом, чтобы соседи могли себе поставить общую — вторую — дверь. Кто-то её ставит, кому-то и без неё заебись живётся. Нашим соседям без неё жилось не заебись, поэтому они поставили.
Звукоизоляция в доме настолько хуёвая, что у меня создаётся впечатление, что никто из наших соседей не пердит в принципе. Потому что я слышу любой шорох.
Я понял, почему на Украине такая дешёвая водка (ровно в два раза дешевле, чем в Москве: здесь литровая бутылка той же немировки стоит столько, сколько в Москве пол-литровая). Её цена занижена искусственно. Ликёро-водочные заводы и правительство пошли на этот шаг от безысходности. Знаете, почему?
В Киеве никто не пьёт.
Да, в Киеве нет пьющих людей!
В таких условиях я не только не могу, но и не имею права работать.
Поэтому я прекращаю деятельность, закрываю квартиру и уезжаю в Сочи.М. Булгаков, «Собачье сердце»
Если ни дома, ни денег не жаль —
что ж тут поделать.
Если решил уезжать — уезжай,
незачем медлить.
Кто здесь любил тебя, кто тебя знал —
все не помеха.
Вышел из дома, пришёл на вокзал,
сел и поехал.«Несчастный случай», «Сел и поехал»
Дорогие друзья, для начала я хотел бы сказать, что всё написанное ниже — не розыгрыш и не шутка. Другими словами — всё это на полном серьёзе.
В начале июля я уезжаю жить и работать на Украину. В Киев. В лучшую отечественную (и в скором времени — украинскую) газету «Коммерсантъ» под начало Андрея Васильева. Сами знаете, с моими амбициями на меньшее я просто не согласен.
Сколько я там пробуду — неизвестно мне самому. Предварительный прогноз — несколько лет.
Можно сказать, что трёхдневная (21—23 июня) поездка носила деловой характер. Собеседования пройдены, тестовые задания выполнены, условия обговорены, формальности соблюдены.
Вопросы жилья также решены: жить мне там есть где, а московская квартира пустовать не будет.
В Москве я пробуду ещё около двух недель. За это время я готов на хрен посадить свою многострадальную печень, чтобы распрощаться на неопределённый срок со всеми вами: судя по тому объёму работ, который мне предстоит в „Ъ“, приезжать на выходные в Москву у меня не будет ни времени, ни возможности.
Пишите, звоните.
Целую, обнимаю.
Двадцать девятого декабря я оказался на Курском вокзале в половину одиннадцатого вечера. Полчаса назад я уехал с работы, где оставил своих коллег сдавать номер. За спиной висел рюкзак, набитый средствами личной гигиены, растворимым пюре «Магги» и фотоаппаратом. До поезда оставалось чуть больше сорока минут.
Все магазинчики и закусочные в подземелье вокзала были украшены мишурой, серпантинами и гирляндами, но праздник не чувствовался совершенно, потому что вплоть до двадцать девятого числа я уходил с работы в девять или десять часов вечера, измученный, сонный и голодный. Я пытался себе представить, что Новый год будет через два дня, но ничего у меня не выходило.
Сорок минут до поезда нужно было как-то провести, и я стал прислушиваться к себе, чем же мне хочется занять это время. Первые несколько секунд организм молчал, а затем появилась яркая и отчётливая мысль, что мне хочется водки. Не такой водки, чтобы с блаженной улыбкой и слюнкой, стекающей с подбородка, усесться на своё место в вагоне, а такой водки, чтоб душа сначала развернулась, а потом снова свернулась. Граммов сто, и холодной. И больше не надо.
Я давно знал, что я старый гундос. Что я брюзга, придираюсь к мелочам, готов составить плохое мнение о человеке из-за пустяка.
Пишет мне один мужчина. Предлагает свои услуги в написании статей. То есть он не предлагает копать ямы, летать на самолёте, продавать сковородки, изобретать радио или шить костюмы. Он говорит, что хочет написать статью. На русском языке.
И ему всё равно, какое впечатление он произведёт своим первым письмом.
«Здравствуйте, Антонот Петров,
Хотел бы написать статью для вашего журнала про сервисы кампании Google. На мой взгляд, компания выпускает достаточно интересные и инновационные продукты, действительного высокого качества, продуманные и удобные для конечного пользователя. В частности, особое внимание хотелось бы уделить новому сервису Gmail. Исли вам интересно моё предложение, то готов предоставить вам более подробную информацию».
Автор предлагает свои услуги редактору. Хочет написать статью на русском языке.
Я правда брюзга, да?
Невеста взглянула на часы.
— Где он?
— Да вот сказал, что отбежит на пять минут. Уже двадцать прошло, а его всё нет.
— Может, в туалете застрял?
— А? Что? Чего в туалете? — подошёл отец невесты.
— Да Борька, говорю, сказал, что отойдёт на пять минут. А уже двадцать прошло.
— Так, может, он того, в туалете? — предложил отец невесты.
— Да что вы всё заладили — в туалете, в туалете! Идите вот оба и посмотрите! Я, что ли, побегу его в туалете искать?! Уже начинать пора, а жениха нет!
— Слышь, Николаич, это… Нет его здесь, — произнёс отец невесты.
— Сам вижу, — мрачно ответил отец жениха. — Где ж он, ети его мать, бегает-то.
— Николаич, перед гостями того, неудобно. Давай начинать, что ли, уже.
— Как начинать?! А где я тебе жениха возьму? Скажешь тоже — начинать…
— Да хуй с ним, с женихом. Вон смотри, свидетель вроде ничего так себе паренёк.
— Ты чего, Толя! Нельзя так. Жених-то — Борька!
— Дорогие гости! — отец жениха встал посреди зала. — Всё готово, можно начинать! Только вот, — тут отец жениха хитро улыбнулся, — жениха нашего пока нет. Давайте его позовём! Ну-ка, все вместе на три-четыре: Борька! Борь-ка!
— Борь-ка! Борь-ка! — подхватили гости.
Невеста оглянулась.
— Борь-ка! — кричали гости. — Борька!
Свидетель подмигнул невесте и подошёл ближе. Невеста растерянно обняла его и посмотрела на гостей.
— Борь-ка! — кричали гости. — Борька!
Невеста вздохнула и впилась губами в свидетеля.
— Один! — одобрительно зашумели гости. — Два! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Борька!
