Скрипя снегом на нерасчищенной дороге, я подъехал к девятиэтажке в глубине Харьковского массива. Поднял козырёк, и февральское солнце залезло в салон через лобовое стекло. Не надевая шапку, вышел из машины. В уши ударила тишина спального района, совершенно пустого днём. Я знал, что домофон не работает на вызов, и после телефонного звонка ждал покупателя у подъезда. В продетом через руку пакете охлаждались большая смородиновая и маленькая перцовка. Вынул из портсигара скрученную дома папиросу и закурил, наслаждаясь тишиной после изматывающего своим шумом Голосеевского проспекта.
Мимо меня в подъезд вошёл мужик, держа в руке рыжую молчаливую собачонку. Через секунду показался ещё один и шёл прямо ко мне. «Сигарет нет, денег тоже», — подумал я.
— Извините, вы киевлянин? — спросил он.
— Более или менее, — уклончиво ответил я и приготовился ответить, что этот район я знаю плохо. Но дело было не в районе.
Если верить его рассказу, то начало истории выглядело отвратительно шаблонным: строитель, рабочий, турнули с объекта, не заплатив. Сам откуда-то с Донбасса, помощи ждать неоткуда — родителей нет, с женой развёлся. Вернуться не на что, да вроде и не это главная задача.
Тут, запищав, открылась дверь, и из-за неё выглянула женщина в накинутом пальто — за мной. Я извинился и юркнул с ней в подъезд. Немытый, с запахом немолодого уже дома, с грустной синей краской на стенах. Мы обменялись пакетом и деньгами, я поискал на всякий случай в кармане лишнюю двадцатку и не нашёл. Да и мужик наверняка за это время ушёл искать кого-то посговорчивее.
Но нет, когда я вышел, он сидел на лавочке и смотрел на меня. Встал и продолжил свой рассказ.
Я переминался с ноги на ногу и прикидывал, где смогу найти туалет по дороге к следующему покупателю. Голова без шапки начала остывать. Мужик рассказывал свою историю во всех подробностях: названия городов в Донецкой области по дороге к его дому, о своей встрече с полицейскими, которые посоветовали ему, чего лучше избегать («На вокзале не ночуй — охрана выгонит», «Попуткой не добирайся — замёрзнешь, пока будешь ждать»), купили горячего чая в ближайшем ларьке и дали таблетку парацетамола.
Всё это случилось буквально вчера. Ночевать было негде. Деньги закончились. Ночь он провёл неизвестно где — видимо, на улице, переходя от одного шалмана до другого в поисках хоть какой-то работы, чтобы было чем заплатить за ночлег в хостеле. «Давайте, говорю, вам хоть снег почищу, а они: вы бы вчера приходили, мы уже всё почистили». Кто-то сжалился над ним, и за ночь он набрал одиннадцать гривен. По совету таксистов под утро он отправился к «Макдональдсу» на «Харьковской» — погреться и посидеть. Охранник принёс ему чаю и отмахнулся от протянутой десятки. Через час после открытия, когда в «Мак» стали заходить первые посетители, его попросили уйти.
Мужик был одет по-рабочему, но не как бродяга. Выглядел трезво. Рассказывал чуть сбивчиво, но я от людей, получше него устроенных в жизни, порой слышал такой сумбур, который говорил явно о сильном разладе в голове, что у этого с головой уж точно было всё в порядке. А если поверить, что он ночь не спал и скитается по спальному району в поисках хоть как-то честно заработать, что ему не с кем поговорить, то держался он молодцом.
Я переминался с ноги на ногу и вспоминал, как уже один раз сильно опоздал к покупателю, куда мне надо было ехать сейчас. Мужик же и не думал заканчивать. Ещё минут пять назад я перебил его, сказав как можно более приветливо:
— Вы мне всё это к чему рассказываете?
Он отвёл глаза в сторону, подсчитывая, и ответил, снова взглянув на меня, что ему нужно сорок четыре гривны на хостел — одиннадцать у него уже есть, ночёвка стоит пятьдесят, и пять он хотел бы оставить то ли на чай, то ли на лапшу.
Я протянул пятьдесят. Мужик попросил мой номер телефона, чтобы положить мне их, когда они у него появятся. Я сказал что-то вроде, что ему они нужнее. Он сжал купюру в кулаке вчетверо и не сразу сунул её в карман.
Он рассказывал, что умеет, а что нет, что он плиточник, шлифовщик, облицовщик, что делает всё, кроме сантехники и электричества, рассказал, как правильно красить и класть лак, как хотел искать подработки на вокзале, но таксисты его отговорили, объяснив, что там своя банда; что хочет пройтись по дачам, может, там кому что будет нужно — «только бы мороз поутих». Что хочет дойти до хостела, согреться, принять душ и выспаться — хотя бы до половины двенадцатого, когда ему нужно будет уходить, потому что начнутся следующие сутки.
Он не врал, я думаю. Он смотрел в глаза, не юля, не рыская воровато взглядом вокруг — здоровый и крепкий мужик, которому просто глупо не повезло, который пытается честно заработать себе на ночлег и на неделю вперёд — «один прораб мне сказал: деньги нам дают раз в неделю, так что ж я, тебя буду неделю кормить?». И я теперь жалею, что не взял у него номер телефона — вдруг кто-то смог бы ему помочь, ведь Фейсбук большой.
Через час, уже возвращаясь домой с Героев Сталинграда по Гаванскому мосту, я вспомнил, что в пятницу мне нужен будет грузчик — закинуть ящики на Десятинную. И я, конечно, знаю, кому позвонить, но сейчас хотел бы позвонить этому мужику.
Увидите на «Харьковской» приличного мужика в чёрной куртке и тёмно-зелёных плотных штанах, с чёрными глазами, умным и честным взглядом — помогите ему, если я так глупейше стормозил. Его зовут Игорь.
