История одной большой любви началась почти тридцать лет назад, а закончилась на этой неделе. Не нагнетая саспенс, всё расскажу сразу в одном предложении: это история невероятной подростковой любви к рок-группе из Москвы, которая в этом году (точнее не скажу, неохота больше мараться об это говно, узнал я об этом в самом конце ноября 2023-го), как положено любому русскому, обосралась на украинском вопросе, хотя стрелять себе в ногу — я уверен — её ровным счётом никто не просил.
(more…)Tag: музыка
-
Как и в некоторых других случаях, где меня не устраивало чужое решение задачи, ответ был очевидный: сделать самому. И тогда я решил составить свой список удачных пластинок девятнадцатого года.
Формат украинского Фейсбука и оскорблённые чувства всех и каждого обязывают меня начать с предупреждения.
Это мой личный список, который соответствует только моему музыкальному вкусу, не вашему.
Вы можете быть с ним не согласны (и я даже удивлюсь, если будет наоборот), но помните, пожалуйста, что список отражает мои личные пристрастия, я публикую его в своём блоге, а не в музыкальном журнале.
Никакой объективности в нём, конечно, нет и не задумывалось.
Самым мудрым решением было бы сохранить этот список на Гугл-диске и никому не показывать, кроме своего плеера, но нет же, дёрнул меня чёрт выложить его в общий доступ.
Как он пополнялся.
(more…) -
Накануне рождественской ярмарки в пятницу после ужина я улёгся на диван, положив голову Наташе на колени, и скрипучим тоненьким голоском, похожим на иссыхающий ручеёк, затянул, как умирающий старик: «Трай нот ту гет ворид, трай нот ту тёрн онту проблемз, зет апсет ю, ааа, донт ю ноу: евресинг-с олрайт, ес, евресинг-с файн».
Наташа, пресыщенная разнообразием жизни со мной, молча гладила меня по макушке.
— Энд ай вонт ю ту слип вел тунайт, лет зе ворлд тёрн визаут ю тунайт, — подсказывал я ей.
Занятая прямыми эфирами в Инстаграме, Наташа деликатно отказалась примерить на себя роль Марии Магдалины, и я, успокоившись на любимых коленях, в ночь перед битвой пошёл копаться в архивах — узнавать, как сложилась жизнь тех, кто исполнял в Jesus Christ Superstar роли второго плана. С Гилланом-то всё было понятно, а среди прочих в памяти выделялись Мюрей Хед (Иуда) и Виктор Брокс (Каиафа).Виктор Брокс — мужик с таким басом, от которого стыла кровь в жилах и снегири замерзали в полёте, оказался энергичным дедушкой-блюзменом с бородой Гендальфа, выступающим по малюсеньким клубам и пабам. Ему 78 лет, у него нет сайта, Фейсбука и дискографии.
Карьера Мюрея Хеда оказалась более продуктивной. На роль Иуды его пригласили, углядев в хипповском мюзикле Hair. Став знаменитым после JCS, он не спился, а стал записывать сольные альбомы, ни об одном из которых я ничегошеньки не знал, пока не копнул позавчера вечером. Таким невеждам, как я, Википедия рассказывала быстро и по делу: сначала послушайте Say It Ainʼt So, Joe и One Night in Bangkok, а потом будем разговаривать дальше.
«Ночь в Бангкоке» заинтриговала меня сразу одним только упоминанием города, с которого семь лет назад началось моё увлекательное путешествие по Юго-Восточной Азии — ничего более экзотического за последние годы я не повторял, но незримую (как говорится в таких случаях) связь с городом я сохранил и всё готовлюсь угодить туда снова.
То, что «Ночь в Бангкоке» датирована 1984-м годом, должно было натолкнуть на предположение, что слушать её не стоит, но нет — и это оказалась попсня, неприятная, как вся эстетика восьмидесятых, и даже главный герой — самый романтический азиатский город — не взялся за то, чтобы исправить ситуацию. Пришлось поставить Say It Ainʼt So, Joe и, наверное, разувериться в Хеде навсегда.
Сэй ит эйнт соу, Джо, плиз,
Сэй ит эйнт соу,
Зетс нот вот ай вонт ту хиар, Джо, энд айв гат э райт ту ноу.Это было что-то страшно знакомое, но спетое раньше другим, очень знакомым голосом. Таким глубоким, тягучим, как будто с зажёванной плёнки.
Сэй ит эйнт соу, Джо, плиз,
Сэй ит эйнт соу, — да точно, это Гари Брукер из Procol Harum!
И песня эта, если быстро погуглить, с его альбома 1979 года No More Fear of Flying.
Да, но Хед выпустил пластинку с этой песней за четыре года до Брукера.
То есть это, чёрт возьми, его песня?! Ого.На обложке пластинки Хеда 1975 года романтичный герой с длинной причёской, в джинсовой рубашке запечатлён в пол-оборота на улице, позади него в кадр попала девушка с как будто азиатской внешностью — ну конечно, спустя девять лет он же исполнит «Одну ночь в Бангкоке», и у меня в голове уже всё смешалось, и за девять лет до Бангкока, в котором Хед, возможно, никогда и не был, он уже позировал на тайской улице, и всё это так романтично.
«Джо, скажи, что это неправда», — скандировали на стадионе болельщики бейсбольной команды, игрок которой, Джо Джексон, по слухам, за взятку согласился слить Мировую серию в 1919 году. Хед взял эту фразу за основу своей песни, посвящённой Уотергейтскому скандалу.
Песня закончилась, и я поставил её на повтор.
На четвёртый раз я надел наушники, хоть Наташа и была в другой комнате.
Я нашёл несколько вариантов исполнения и каверов, кроме Гари Брукса.— Ааай! Донт ноу, хау ту лав хииим! — это крик отчаяния раскаявшегося Иуды. Папа поставил мне «Суперзвезду» первый раз в пять лет, то есть я 34 года назад первый раз услышал Мюрея Хеда. Его Иуде вообще было нелегко последнюю неделю перед казнью Иисуса. То есть Иисусу, конечно, было ещё тяжелее, но Тим Райс сделал Иуду простым человеком, а не таким-то уж и злодеем.
— Шуд ай скрим энд шаут,
шуд ай спик ов лав,
лет май филингс аут?!
Мюрею Хеду было двадцать четыре года, когда он записывал свою партию в JCS. Так не бывает, такой голос не может быть у такого пацана. Но он есть.И этим же самым голосом Хед поёт Say It Ainʼt So, Joe!
У меня мурашки по коже пошли, когда я услышал эту песню в пятницу вечером впервые в исполнении Хеда.
И прослушал её раз двадцать. -
Радиобудильник я купил ещё семь лет назад. Мне на самом деле нужны были только светящиеся часы ночью, ну а раз он ещё и радио играет, то пусть играет, если ему так хочется.
Несмотря на то, что это было не китайское говно с Петровки, а всё-таки «панасоник», радио он ловил ужасно, а звучал и того хуже. В Москве на таких приёмниках тётки в офисах тихонечко слушают песни о любви по радио «Монте-Карло», а в Киеве я даже и не знаю что.
Но просыпаться от будильника телефона значило навсегда возненавидеть свой телефон, а он у меня хороший, я его люблю. Так я стал просыпаться от радио — его не жалко, оно всё хуже, чем моя коллекция.
Шкала с двумя FM-диапазонами была узкая, станций нужно было вместить много, и колёсико настройки реагировало на поворот на десятую долю градуса. Поймать чистую волну, без хрипов, было почти невозможно.
Переехав в новую квартиру, я попытался заново настроить сбившееся «Просто радио». Дело даже не в русском роке, а в том, что киевское «Просто радио» — это то самое московское «Наше радио» 16-летней давности, на котором я, можно сказать, вырос: Московский авиационный институт, новые друзья, первые женщины, водка «Исток», родительская квартира, мне семнадцать, мне опять семнадцать лет.
Не нашлось это «Просто радио». Так хуёво ловило, что вообще не нашлось. И я стал по одной десятой градуса крутить до ближайшей станции с хорошей песней. Нашёл и оставил.
Утром оказалось, что это какое-то «Любимое радио». Ну любимое и любимое, хуй с ним. Будило оно «Кардигансами», ДДТ («Мальчики-мажоры» — это, между прочим, 1988 год, вот так тряхнули стариной), «Машиной времени», «Ламой» («Мені так треба» — это их песня), RHCP — вполне сносно, в общем. Пока сегодня я не услышал у них сквозь сон что-то такое на грани фола: топорная аранжировка, корявые стихи, примитивный сленг — что-то там про флаг тебе в руки и пиздуй.
После того как интернет подсказал, что это Григорий Лепс, я пошёл искать, что же это, блять, за «Любимое радио».
Ладно, хватит интриги. Короче, это бывшее радио «Шарманка». Теперь у нас по утрам. Дочитал, бля? Телефон с играми есть позвонить?
-
По набережной в городе Пуэрто-Принцесса гуляют два чётких пацана. Увы, даже город с таким аристократическим названием не застрахован от того, что в нём рождаются и живут себе дальше чёткие пацаны.
Эта мода не зависит от цвета кожи и близости к экватору. Её не передают по сарафанному радио. Она появляется так же, как изобретают радио: одновременно. Потому что люди — они везде люди, и не могут одни изобретать радио, а другие сидеть сложа руки и думать: ну когда там уже радио-то изобретут.
Чёткие пацаны носят спортивки «Адидас» и кроссы. И в Пуэрто-Принцессе тоже. Тут есть пацаны, которые носят шорты и вьетнамки, но они не чёткие, потому что если им случится догонять или убегать, то быстро они во вьетнамках не пробегут.
Чёткие пацаны во всём мире носят «Адидас» и кроссы. В Паттайе я слышал, что в Комсомольске-на-Амуре так вообще ходит молодёжь. Вся. Чёрные штаны и куртки с белыми полосками, кроссы. Мальчики и девочки.
В Пуэрто-Принцессе они тоже, когда гуляют, слушают музло на мобиле из динамика. Потому что только гниды скрывают своё музло от прохожих. И я слышал много музла в Киеве и Москве. И когда я услышал музло из мобилы на набережной в Пуэрто-Принцессе, я ничуть не удивился.
Но когда в дребезжании динамика я разобрал «Alan Parsons Project», то всё-таки охуел.
-
-

Четвёртого июня в Зелёном театре выступила группа «Fun Lovin’ Criminals». Мы с Женей Лобачёвой написали и нафотографировали отчёт о концерте.
-
— Ну вот прикинь, садишься ты в начале третьего с Барабановым в такси на Большой Никитской, едете вы такие по домам, а у чувака в машине играет не Трофим, не Гарик Кричевский, не «Воровайки», не Михаил Круг, не «Крестовый туз» и даже не Александр Рыбак, а Yello. Что, согласись, для бомбилы неожиданно. И не радио, а вполне себе диск. И, значит, едете, болтаете про «Ньютаймс», а Yello всё играет. Барабанов выходит на улице Академика Курчатова, а ты едешь дальше на свою Планёрную. И думаешь, что пора бы уже отвесить водиле комплимент. Говоришь, мол, однако! Yello — не хрен тебе собачий. С другой стороны, ничего в этом сверхъестественного нет, если бы это не была «Stella» восемьдесят пятого года. А чувак такой, в возрасте, говорит, что да хули, мол, такого-то, ну Yello себе и Yello. И вот ты заводишь с ним такие старпёрские разговоры про музло, про виниловые пластинки, про магазин «Мелодия» на «Октябрьской», где при советской власти мужики обменивались раритетами. А потом он тебя, разумеется, спрашивает, а тебе самому-то, мол, что нравится? Тут ты вспоминаешь козенковскую запись про Марка Болана и говоришь, что а вот, кстати, T. Rex нравится, да. И добавляешь, что жаль, только, что рано чувак погиб, аккурат перед тридцатником. Чувак поддакивает, что Болан, конечно, ничо так пацан. Тут вы начинаете обсуждать «The Slider» семьдесят второго, а он тебе, прям как Козенко, начинает втирать, что «Futuristic Dragon» — вот это (и то, что после) сила. А ты прям офигеваешь, вот как с водилой-то повезло, а, это тебе не Киев, где радио «Ренессанс» — уже практически недостижимая вершина. Да, повторяет, ничо так пацан, зря только герычем обдолбился да и помер. Ты ему в ответ: каким, на хрен, герычем? Ну да, было дело, нюхал кокс, но он же на машине разбился, когда его тёлка из кабака везла. А он тебе: какая ещё тёлка из кабака, он же героином передознулся, а наутро его в ванне и нашли. Ты напрягаешься, но тем не менее слушаешь захватывающую альтернативную версию гибели Болана. А водила увлечённо так продолжает, что его похоронили на парижском кладбище Пер-Лашез, что на похоронах были только его родители, которые прилетели из Америки, да самые близкие друзья. И тут до тебя доходит: ни хуя себе мужик спутал! Но возражать и добиваться справедливости нет никакого желания, да и вы уже подъехали к метро «Планёрная», тут до дома минута пешком, остановите за светофором, ага, спасибо, и как же хорошо, что уже приехали. Вот и отвешивай комплименты хуй знает кому, да?
-
Получилось довольно длинно, поэтому я даже не надеюсь, что кто-нибудь из вас дочитает до конца, хотя там нет ни слова о несчастной любви.
После папиросы, раскуренной на двоих, меньше всего мне хотелось ехать на дачу. А больше всего хотелось лечь и уснуть. Но моя сестра требовала по телефону, чтобы я оторвал уже свою задницу и ехал прямо сейчас.
В метро меня почти отпустило. Было совсем нестрашно, только очень хотелось спать. Я закрывал глаза и тут же их открывал, потому что мне казалось, что если долго держать глаза закрытыми, то потом линзы выпадут.

