Пули над Бродвеем

Настоящее искусство даже не требует жертв: ради него люди сами готовы принести себя в жертву.

Понаехавший из Питтсбурга в Нью-Йорк Девид Шейн (Джон Кьюсак) мнит себя великим драматургом, но вот уже две постановки его пьес с треском провалились на Бродвее — и, похоже, не по вине режиссера. У Шейна готова и третья нетленка, но знакомый продюсер Джулиан Маркс (Джек Уорден) говорит, что денег на постановку никто не даст, мягко намекая на несоответствие творений Шейна вкусам публики.

Как это обычно бывает (за примерами далеко ходить не надо), телка местного бандита — необразованная, вульгарная баба с сельскими замашками, танцовщица в кабаре — мнит себя великой актрисой и требует выбить ей главную роль в какой-нибудь бродвейской пьеске. Бандит Ник Валенти (Джо Витерелли) готов исполнить любой каприз своей Оливии (Дженнифер Тилли) и выдает денег Шейну и Марксу. В драматургии он все равно ничего не смыслит, так не все ли равно, куда приткнуть свою бабенку: хотела в театр — вот дядя Ник купил тебе театр.

Тонко чувствующий художник (от слова «худо») Шейн рвет на себе волосы, обзывается нехорошими словами и сравнивает себя с продажной женщиной: ведь ради славы он заключил сделку с дьяволом и согласился взять на одну из ключевых ролей телку мафиози, лишь бы его пьеса вышла на Бродвее.

Труппа подбирается знатная: вышедшая в тираж примадонна-алкоголица Хелен Синклейр (Дайэнн Уист), которая мнит себя звездой, но при этом не брезгует и лосьоном для снятия макияжа, галантнейший Уорнер Перселл (Джим Броудбент), которому главное — не давать жрать, а то его разнесет, как бегемота, и Эден Брент (Трейси Уллмен), так похожая на свою чихуа-хуа. В этот веселый коллектив вливается и Оливия, а вместе с ней — некто Чич (Чазз Пальминтери), головорез мистера Валенти, приставленный следить, чтобы эти актеришки ее не обижали.

На первых же репетициях становится понятно, что пьеса Шейна — унылое фуфло, ее персонажи говорят таким выспренным языком, что поневоле тянешься за самолетным пакетиком. Назвать вещи своими именами находит в себе силы только Чич: публике нравится, когда жизненно, а в жизни люди так не говорят. Поэтому диалоги надо переписать. К ужасу Шейна все актеры соглашаются с Чичем. И художнику ничего не остается, как засесть за рерайт пьесы вместе с наемным убийцей.

Однако чем сильнее Чич чувствует пьесу уже своим детищем, тем больше его не устраивает Оливия как актриса: ведь своей бездарностью она все портит! А способ решения проблем у Чича, как известно, только один.


Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *