Её зовут Настя. Она родилась в Киеве четырнадцать лет назад. И я вдвое её старше. Она учится в школе в Печерском районе — не то чтобы очень хорошо учится. Ей нравится Дима. Высокий, с гладкой кожей и румянцем. С переломанным голосом. Лучший парень в её классе, если не считать Серого и Игоря. Для неё — лучший. Они даже как-то раз целовались. Он сказал, что знает, как. У него это уже не первый раз. Он засунул ей в рот язык, и ей стало смешно и немного противно. Она захохотала и вырвалась. Тогда он взял её за руку, притянул к себе и поцеловал снова. Было уже не смешно и почти не противно. Она видела где-то, как это делается, и обняла его за шею. И было совсем не противно, но она всё равно не поняла, как было.
А ещё после школы она бегает с подругами на Европейскую площадь. На Европейской круто. Там можно дурачиться и чувствовать себя старше. Там на тебя глазеют парни с пивом. Над ними можно смеяться, так, звонко, ещё по-детски, можно кривляться, а они будут улыбаться в ответ.
Её взгляд взрослеет. Она вспоминает тот поцелуй с Димой, и взгляд перестаёт быть детским. Парням это заметно, а ей пока ещё нет. Но она чувствует, что нравится им. Она видит, как они следят за её движениями. Она изгибается, оборачивается и смеётся, и бежит к девчонкам, чтобы сказать им что-то на ухо, чтобы все захохотали.
Она рассказывает подружкам, что гуляет с Димой. И что они уже целовались, по-взрослому, с языком. Подружки спрашивают, что было дальше. Вы трахались? Нет, пока ничего не было. Но жуть как интересно. Говорят, это больно? А он чё? Звал к себе. Грит, родители на работе, будут вечером. А ты? А я чё, больная? Мне страшно. Страшно интересно. Чё делать-то, девки? Говорят, сначала надо поломаться, ну так, пару раз. А потом идти — у него ж родители на работе. А у меня мать дома сидит, ко мне нельзя.
Перед сном она разглядывает себя в ванной. Проводит рукой по робкой груди. Берёт её в ладонь. Опускает руку ниже. Ему понравится? Я ему понравлюсь? Или лучше побрить? Наверно, понравлюсь. Нет, не буду. Блин, боязно, конечно. Но — Дима. И я буду первая в классе. Только бы родители не узнали. Как похвастаться, чтобы не проболтаться? Дима… Завтра после уроков. Она пристально смотрит на себя. Так, не очковать! Поворачивается к зеркалу спиной. А чё все говорят, что им нравятся задницы? Вот у меня разве задница?.. У меня нет задницы. Не понравлюсь! А что значит «раком»? Раком — это как? Димка говорит, что он знает и всё умеет. Его когда родители прошлым летом отправили в лагерь, там вожатая такая была. В общем, ну, короче, они, типа, переспали. Не, ну я прошлым летом на него даже не смотрела. Мы тогда с Серым гуляли. Блин, кровь же будет! Я боюсь крови.
Осмотрев себя в последний раз, нехотя надевает трусы. Шлёпает к себе в комнату. Кричит родителям: «Спокойной ночи!»
Эх, Настя, Настя, ёб же ж твою мать. Какой ещё на хуй Дима, дался тебе этот Дима! Ему четырнадцать, как и тебе, он молодой дурачок, я даже не буду называть его мудачком. Что он с тобой сделает и чему тебя научит, этот дрочер из детского лагеря? Я сижу в ресторане поезда номер три и в десять утра уже буду в Киеве. Я знаю, где находится твоя школа — я полгода жил в соседнем доме и часто встречал тебя, уходя на работу. Я уже заказал квартиру на Шелковичной — в сталинском доме, с евроремонтом, джакузи и двуспальной кроватью. У меня в сумке презервативы и экофемин. На Бессарабке я куплю цветов, фруктов и выпить — чтобы тебе не было страшно. Я встречу тебя у входа. Мы пойдём ко мне, а Дима пойдёт на хуй.
Ты узнаешь, что такое нежные руки. Что языком можно сделать так, что твой стон услышат соседи. Что в первый раз может быть не больно и без крови. И во второй тоже. Что лучше всего с тем, кто любит тебя, а не с тем, кого год назад, чтобы отомстить своему парню, выебала вожатая. Что я не брошу тебя через месяц и не растреплю всей школе.
Настя, моя милая Настя.
Но даже если её зовут не Настя и всё остальное тоже фантазия, если я выдумал её всю целиком и правдива только фотография, разве я стану любить её меньше?